Пешие прогулки - Страница 25

Я не знаю всех методов, посредством которых собрана коллекция, и не хочу знать, копаться в грязи, но, например, изъятие святых для мусульман реликвий Балан-мечети из Сардобы не разделяю даже я, убежденный атеист. Этот факт дискредитирует товарища Азларханова и как коммуниста, и как должностное лицо. Это большой политический вопрос, и, я думаю, бюро обкома даст принципиальную оценку такому поступку.

Но вернусь к корысти. Она шла под руку с неуемным тщеславием жены товарища Азларханова, и в лучах этой славы, как я знаю, любил покрасоваться и сам товарищ прокурор. Партийной нескромностью я считаю и то, что он дважды сопровождал жену в ее зарубежных поездках. Сегодня, когда была названа сумма в сто пятьдесят тысяч, я понял, наконец, объяснил для себя ее действительно неуемную энергию, подвижничество. Убежден, ею двигали только тщеславие и корысть — это отчасти и привело ее к гибели…

Прокурор, хладнокровно выслушавший всех выступающих, неожиданно вскочил с места.

— Прекратите свои подлые измышления, товарищ Бекходжаев, и не касайтесь грязными руками имени моей жены, иначе я… — Амирхан Даутович, как тогда, в день задержания преступников, вышел из-за стола и, не помня себя, угрожающе двинулся на Бекходжаева.

Такое на бюро обкома случилось впервые, и дядя Анвара Бекходжаева взвизгнул от страха точно так же, как некогда племянник. Прокурора под руки вывели из кабинета секретаря обкома, где проходило бюро, и заседание закончилось уже без него.

Бюро обкома началось во второй половине дня; когда Амирхан Даутович покинул приемную, рабочий день в старинном особняке давно закончился, и он брел по пустым, гулким коридорам, спускался по устланной коврами лестнице, не встречая ни единого человека. Между вторым и третьим этажом у Амирхана Даутовича снова прихватило сердце, и он, присев прямо на ступеньке лестницы, принял нитроглицерин. Нашел в себе силы подняться только потому, что чувствовал — заседание бюро вот-вот закончится, а он не хотел, чтобы его видели в таком жалком состоянии, — ни друзья, ни враги. Осторожно, держась за широкие, отполированные временем перила мраморной лестницы, прокурор спустился вниз.

Уже сгущались весенние сумерки, и в воздухе заметно посвежело — Амирхан Даутович даже поежился, но, наверное, знобило его не от холода. Он не спеша пересек нарядную площадь перед обкомом и направился к стоянке служебного транспорта. Несмотря на поздний час, машин на стоянке оказалось много. Обычно, когда прокурор еще пересекал площадь, его машина уже выруливала навстречу, но на этот раз "Волга" не спешила к нему, и Амирхан Даутович подумал, что его шофер заговорился с коллегами. Подойдя ближе, он не увидел своей машины и стоял некоторое время в растерянности, заметив, как из других машин наблюдают за ним. Он уже хотел повернуть назад, как из "Волги", крайней в ряду, вышел пожилой шофер и направился к нему. Прокурор узнал Усмана-ака — несколько лет назад тот возил его. Усман-ака подошел к Амирхану Даутовичу, поздоровался и, жестом пригласив к машине, не скрывая смущения, сказал:

— Бежал как крыса с тонущего корабля. Пронюхал где-то, что Азларханов уже не областной прокурор и у вас крупные неприятности, и уехал, как только ушли на бюро… Такая нынче молодежь пошла практичная, а небось у вас характеристику в институт подписывал, заочник… — И Усман-ака от злости сплюнул.

Амирхан Даутович, поблагодарив старого шофера, от его услуг отказался и отправился домой пешком — пройтись ему не мешало.

Была суббота, последняя суббота апреля, и на улицах большого города вечерняя жизнь вступала в свои права, люди шли в кино, в парки, просто гуляли. Многие раскланивались с Амирханом Даутовичем, оборачивались ему вслед: после смерти Ларисы Павловны вряд ли в городе был человек, не знавший его историю. Не знали они только о сегодняшнем бюро обкома, о выводах которого Амирхан Даутович догадывался еще до заседания. Особых иллюзий он не строил: после ночного звонка прокурора республики понял, что Бекходжаевы обложили его основательно, после таких обвинений едва ли кого оставили бы на столь ответственном посту.

О своем несдержанном поступке на бюро обкома Амирхан Даутович не жалел, потому что знал: не останови он Бекходжаева, тот продолжал бы поливать грязью Ларису, а домашних заготовок у них на этот счет, наверное, имелось немало, безошибочно высчитали, как дорога для него память жены. Не жаль ему было и должности, которую наверняка потерял надолго, если не навсегда, — обидно было сознавать, что проиграл борьбу, считай, без боя. Растоптали, как мальчишку, и пикнуть не позволили. Эта мысль и не давала покоя ни по дороге домой, ни дома.

"Если Бекходжаевы думают, что дискредитировали меня как прокурора и лишили меня должности, власти, и теперь я им не опасен, — рассуждал прокурор, — так зря они успокоились. Может, мне без чинов и легче будет отстоять свою честь. И может, то, что они считают концом, будет только началом".

Амирхан Даутович расхаживал по пустому, неуютному дому, не зажигая света, затем вышел в сад. Весенние сумерки быстро перешли в ночь, и бурно разросшийся по весне сад пугал темнотой. Прокурор долго стоял на открытой веранде, не желая возвращаться в дом и не включая огней в саду, — мысль о том, что он сдался без боя, не давала покоя.

И вдруг он представил себе, как Бекходжаев, по паспорту Садыков, вернулся после бюро обкома домой, где его наверняка дожидались и остальные родственники, включая и самого Суюна Бекходжаева, и сейчас они за столом празднуют победу, упиваясь своей властью, вседозволенностью: ведь не шутка, отстояли убийцу и заодно стерли в порошок областного прокурора. Это ли не показатель мощи их клана.